Стреляя, целуя, калеча, Ко всем обращаясь на «ты», Ты стужей сводила все плечи И голодом все животы.
Над каждым созданием смелым, Над каждым людским ремеслом Писала крошащимся мелом: — Прощайся! И это — на слом.
И люди узнали, что срама Не имут лохмотья. И мгла Печатью ножового шрама На бледные лица легла.
И гибель, как общее место, Как звон риторических фраз, Как общая мать и невеста, Меж них проходила не раз.
Владея подобием быта, Как тонущий утлой доской, Я знал,— ненадолго добытый, Не праведен шаткий покой.
Я знал, что взрослей и моложе Тебя, моя сверстница, нет, Что срок никакой не положен Для мчания солнц и планет,
Что ты их сшибаешь и плавишь Вез всяких небесных подлог, Как музыка громами клавиш, Сердца нам сжимаешь в комок.
Твой голос вторгается к людям, Он в дальные дали зовет, Сметая объедки на блюде В блудилище рвот и зевот.
И роет воздушные ямы, Утроив дыханье мое, Касаясь вселенной краями, И строит людское жилье, И кроет Европу боями.
И снова в глаза наши бьет Прожектор и рубит снопами Куски непогоды. И память Глядит не назад, а вперед.
Там визг добела раскаленных, Породу буравящих сверл. Там сжатое в сто атмосфер Бездонное небо в баллонах.
Там ветер! Там пуск наугад Разведок во вражеский лагерь. Леса новостроек. И флаги. И смена ударных бригад.
Там в камерах внутриатомных Энергия новых миров. Там библиотек многотомных Широко распахнутый кров Для всех молодых и бездомных.
Там лег на барханы песка Пунктир оросительной сети. Там, еле светясь на рассвете, Еще не размечен пока
Флажками на карте вселенной Последний решительный бой! Там — за обладанье тобой, О, будь хоть спартанской Еленой Иль девушкой нашей любой,—
Индусы, арабы, монголы, Мильонные полчища мча, Прочтут огневые глаголы, Твой лозунг, твой ясный и голый На знамени из кумача!
1935