Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей, Только помню, что стены с обоями. Помню, Клавка была и подруга при ней, Целовался на кухне с обоими.
А наутро я встал, Мне давай сообщать: Что хозяйку ругал, Всех хотел застращать, Будто голым скакал, Будто песни орал, А отец, говорил, У меня генерал.
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь, Говорил, будто все меня продали, И гостям, говорят, не давал продохнуть — Все донимал их блатными аккордами.
А потом кончил пить, Потому что устал, Начал об пол крушить Благородный хрусталь, Лил на стены вино, А кофейный сервиз, Растворивши окно, Взял да выбросил вниз.
И никто мне не мог даже слова сказать, Но потом потихоньку оправились, Навалились гурьбой, стали руки вязать, И в конце уже все позабавились.
Кто плевал мне в лицо, А кто водку лил в рот, А какой-то танцор Бил ногами в живот, Молодая вдова, Верность мужу храня, (Ведь живем однова) Пожалела меня.
И бледнел я на кухне с разбитым лицом, Сделал вид, что пошел на попятную — «Развяжите!»- кричал,- «да и дело с концом!» — Развязали, но вилки попрятали.
Тут вообще началось — Не опишешь в словах, И откуда взялось Столько силы в руках? Я, как раненный зверь, Напоследок чудил, Выбил окна и дверь, И балкон уронил.
Ой, где был я вчера — не найду днем с огнем, Только помню, что стены с обоями… И осталось лицо, и побои на нем. Ну куда теперь выйти с побоями?
Если правда оно, Ну, хотя бы на треть, Остается одно: Только лечь, помереть, Хорошо, что вдова Все смогла пережить, Пожалела меня И взяла к себе жить.
1967