… Октябрьский дождь стучит в квадрат оконный, глухие залпы слышатся вдали. На улицах, сырых и очень темных, одни сторожевые патрули.
Мерцает желтый слепенький фонарик, и сердце вдруг сжимается тоской, когда услышишь: — Пропуск ваш, товарищ...— Как будто б ты нездешний и чужой. — Вот пропуск мой. Пожалуйста, проверьте. Я здешняя, и этот город — мой. У нас одно дыханье, дума, сердце… Я здешняя, товарищ постовой.
… Но я живу в квартире, где зимою чужая чья-то вымерла семья. Все, что кругом,— накоплено не мною. Все — не мое, как будто б я — не я.
И точно на других широтах мира, за целых два квартала от меня, моя другая — прежняя квартира, без запаха жилого, без огня.
Я редко прихожу туда, случайно. Войду — и цепенею, не дыша: еще не бывшей на земле печалью без слез, без слов терзается душа… Да, у печали этой нет названья. Не выплачешь, не выскажешь ее, и лишь фанерных ставенек стенанье негромкое — похоже на нее. А на стекле—полоски из бумаги, дождями покороблены, желты: неведенья беспомощные знаки, зимы варфоломеевской кресты. Недаром их весною отдирали те, кто в жилье случайно уцелел, и только в нежилых домах остались бумажные полоски на стекле.
Моя квартира прежняя пуста, ее окошки в траурных крестах.
Да я ли здесь жила с тобой? Да я ли кормила здесь когда-то дочерей? Меня ль, меня ль глаза твои встречали у теплых, у клеенчатых дверей? Ты вскакивал, ты выбегал к порогу, чуть делались шаги мои слышны. Ты восклицал:— Пришла? Ну, слава богу!— А было тихо — не было войны. И странно: в дни обстрелов и бомбежек, когда свистела смерть на всех углах, ты ждал меня, ни капли не тревожась, как будто б я погибнуть не могла; как будто б я была заговоренной несокрушимой верностью твоей. И тот же взгляд — восторженный, влюбленный — встречал меня у дорогих дверей.
Я все отдам — любовь, и вдохновенье, и славу, щедро данную войной,— за ту одну минуту возвращенья к тебе, под кров домашний, старый, м о й… Как будто я ослепла и оглохла: не услыхать тебя, не увидать. Я слышу только дождь: он бьется в стекла, и только дождь такой же, как тогда…
Октябрь 1942