От сладкой человечинки вороны в задах отяжелели, и легла, зобы нахохлив, просинью каленой сухая ночь на оба их крыла. О эти звезды! Жуткие… нагие, как растопыренные пятерни, — над городом, застывшим в летаргии: на левый бок его переверни… Тяжелые (прошу) повремените, нырнув в огромный, выбитый ухаб, знакомая земля звенит в зените и — голубой прозрачный гул так слаб… Что с нами сталось?. Крепли в заговорах бунтовщики, блистая медью жабр, пока широких прокламаций ворох из-под полы не подметнул Октябрь. И все: солдаты, швейки, металлисты — О пролетарий! — Робеспьер, Марат. Багрянороднейший! Пунцоволистый! На смерть, на жизнь не ты ли дал наряд? Вот так! Нарезанные в темном дуле, мы в громкий порох превращаем пыл… Не саблей по глазницам стебанули: нет, то Октябрь стихию ослепил!
1921