В тоске по юности моей И в муках разрушенья Прошедших невозвратных дней Припомнив впечатленья,
Одно из них я полюбил Будить в душе суровой, Одну из множества могил Оплакал скорбью новой…
Я помню: занавесь взвилась, Толпа угомонилась — И ты на сцену в первый раз, Как светлый день, явилась.
Театр гремел: и дилетант, И скептик хладнокровный Твое искусство, твой талант Почтили данью ровной.
И точно, мало я видал Красивее головок; Твой голос ласково звучал, Твой каждый шаг был ловок;
Дышали милые черты Счастливым детским смехом… Но лучше б воротилась ты Со сцены с неуспехом!
Увы, наивна ты была, Вступая за кулисы — Ты благородно поняла Призвание актрисы:
Исканья старых богачей И молодых нахалов, Куплеты бледных рифмачей И вздохи театралов —
Ты всё отвергла… Заперлась Ты феей недоступной — И вся искусству предалась Душою неподкупной.
И что ж? обижены тобой, Лишенные надежды, Отмстить решились клеветой Бездушные невежды!
Переходя из уст в уста, Коварна и бесчестна, Крылатым змеем клевета Носилась повсеместно —
И всё заговорило вдруг… Посыпались упреки, Стихи и письма, и подруг Нетонкие намеки…
Душа твоя была нежна, Прекрасна, как и тело, Клевет не вынесла она, Врагов не одолела!
Их говор лишь тогда затих, Как смерть тебя сразила… Ты до последних дней своих Со сцены не сходила.
В сознанье светлой красоты И творческого чувства Восторг толпы любила ты, Любила ты искусство,
Любила славу… Твой закат Был странен и прекрасен: Горел огнем глубокий взгляд, Пронзителен и ясен;
Пылали щеки; голос стал Богаче страстью нежной… Увы! театр рукоплескал С тоскою безнадежной!
Сама ты знала свой удел, Но до конца, как прежде Твой голос, погасая, пел О счастье и надежде.
Не так ли звездочка в ночи, Срываясь, упадает И на лету свои лучи Последние роняет?.
Ноябрь 1854, апрель 1855