Был часом нашей встречи истинной Тот миг на перевозе дальнем, Когда пожаром беспечальным Зажглась закатная Десна, А он ответил мне, что мистикой Мы правду внутреннюю чуем, Молитвой Солнцу дух врачуем И пробуждаемся от сна.
Он был так тих — безвестный, седенький, В бесцветной куртке рыболова, Так мудро прост, что это слово Пребудет в сердце навсегда. Он рядом жил. Сады соседили. И стала бедная калитка Дороже золотого слитка Мне в эти скудные года.
На спаде зноя, если душная Истома нежила природу, Беззвучно я по огороду Меж рыхлых грядок проходил, Чтоб под развесистыми грушами Мечтать в причудливых беседах О Лермонтове, сагах, ведах, О языке ночных светил.
В удушливой степной пыли моя Душа в те дни изнемогала. Но снова правда жизни стала Прозрачней, чище и святей, И над судьбой неумолимою Повеял странною отрадой Уют его простого сада И голоса его детей.
Порой во взоре их задумчивом, Лучистом, смелом и открытом, Я видел грусть: над бедным бытом Она, как птица, вдаль рвалась. Но мне — ритмичностью заученной Стал мил их труд, их быт, их город. Я слышал в нём — с полями, с бором, С рекой незыблемую связь.
Я всё любил: и скрипки нежные, Что мастерил он в час досуга, И ветви гибкие, упруго Нас трогавшие на ходу, И чай, и ульи белоснежные, И в книге беглую отметку О Васнецове, и беседку Под старой яблоней в саду.
Я полюбил в вечерних сумерках Диванчик крошечной гостиной, Когда мелодией старинной Звенел таинственный рояль, И милый сонм живых и умерших Вставал из памяти замглённой, Даря покой за путь пройдённый И просветленную печаль.
Но всех бесед невыразимее Текли душевные встречанья В полу-стихах, полу-молчаньи У нелюдимого костра — О нашей вере, нашем Имени, О неизвестной людям музе, О нашем солнечном союзе Неумирающего Ра.
Да. тёмные, простые русичи, Мы знали, что златою нитью Мерцают, тянутся наитья Сюда из глубей вековых, И наша светлая Нерусочка, Дитя лесов и мирной воли, Быть может, не любила боле Так никого, как нас двоих.
Журчи же, ясная, далекая, Прозрачная, как реки рая, В туманах летних вспоминая О друге ласковом твоём, О том, чью душу светлоокую В её надеждах и печали, В её заветных думах, знали, Быть может, ты и я — вдвоём.
1937