Хмуро тянется день непогожий. Безутешно струятся ручьи По крыльцу перед дверью прихожей И в открытые окна мои.
За оградою вдоль по дороге Затопляет общественный сад. Развалившись, как звери в берлоге, Облака в беспорядке лежат.
Мне в ненастьи мерещится книга О земле и ее красоте. Я рисую лесную шишигу Для тебя на заглавном листе.
Ах, Марина, давно уже время, Да и труд не такой уж ахти, Твой заброшенный прах в реквиеме Из Елабуги перенести.
Торжество твоего переноса Я задумывал в прошлом году На снегами пустынного плеса, Где зимуют баркасы во льду.
х х х
Мне так же трудно до сих пор Вообразить тебя умершей, Как скопидомкой мильонершей Средь голодающих сестер.
Что сделать мне тебе в угоду? Дай как-нибудь об этом весть. В молчаньи твоего ухода Упрек невысказанный есть.
Всегда загадочны утраты. В бесплодных розысках в ответ Я мучаюсь без результата: У смерти очертаний нет.
Тут все — полуслова и тени, Обмолвки и самообман, И только верой в воскресенье Какой-то указатель дан.
Зима — как пышные поминки: Наружу выйти из жилья, Прибавить к сумеркам коринки, Облить вином — вот и кутья.
Пред домом яблоня в сугробе. И город в снежной пелене — Твое огромное надгробье, Как целый год казалось мне.
Лицом повернутая к Богу, Ты тянешься к нему с земли, Как в дни, когда тебе итога Еще на ней не подвели.