Топай на пруды. Не спится сутками — отоспись с открытыми глазами: эти конькобежцы станут утками по весне и даже лебедями. Эти дети! Утренние отроки, розовеющие непорочно. Вот и мы на воле, сучьи потрохи, выросли условно и досрочно.
Эта воля пахнет уголовщиной, коноплей, растленьем малолеток. Помечтали? Стали новой общиной? Въехали в театр марионеток. Ухаться с небес, ломая лопасти, хлопаться на льду — лежи и пухни, вляпаться в историю и влопаться в нимфу с тесаком на общей кухне. Но, покуда носятся по ломаным линиям веселые ребята, не скрипи, старик, ребром поломанным — не смеши крыловского примата. В деревах, над птицами опавшими, хорошо слышна музывка эта пробегающей над Патриаршими первой скрипке некого квартета.
Блеском от ладош ее надраенных звук идет, не стоящий ни цента, — отдается где-то на окраинах голос исторического центра. Баю-баю, милый, топай баиньки. На халяву стопку опрокинуть, в омут кануть, кокнуться на «Боинге» или на катке коньки откинуть.
2001