Перед бокалами

Кубки наполнены. Пена, как младость, Резвится шумно на гранях стекла. Други! Какая ж внезапная радость Нас на вакхический пир собрала?

Радость? — О нет! Если б с горнего неба Луч её в сердце случайно запал — Прочь все напитки, хотя бы нам Геба Вышла поднесть олимпийский фиал! Прочь! Не хотим! Оттолкнём её дружно! Радостью дух наш да полнится весь! Двух упоений сердцу не нужно; Вкусу обидна преступная смесь. Если ж кто может струёй виноградной, Бурно — кипящей и искристо — хладной, Радость усилить и, грудь пламеня, Сердцу подбавить вящую сладость, — Други! То бедная, жалкая радость; Радость такая — горю родня.

Кубки высокие, полны шипенья, Блещут, — и круг умножается наш. Други! Ужели в бедах утешенья Ищем мы ныне на празднике чаш? Нет! — лютой горести зуб всегрызущий Душу терзал бы средь оргии пуще. Духа в печали вино не свежит: Злая настигнет и злобно укусит, Если кто в битве с судьбиною трусит И малодушно за чашу бежит. Сердцу покоя вином не воротишь: Горе увидишь и в самом вине; С каждою каплею горе проглотишь, Выпьешь до капли, а горе на дне. Над ж кто в страхе над жизненным морем Дух врачевал свой кипучим клико, — Други, поверьте, тот хвастал лишь горем, Скорби не знал, не страдал глубоко.

нет! Мы не в радости, мы и не в горе Действуем видно в сём дружном соборе: Жизнь мы сухую сошлись окропить и потому равнодушно, спокойно, Так, как мужам средь беседы пристойно, Будем степенно, обдуманно пить!

1847