По снегу сквозь темень пробежали И от встречи нашей за версту, Где огни неясные сияли, За руку простились на мосту.
Шла за мной, не плача и не споря, Под небом стояла как в избе. Теплую, тяжелую от горя, Золотую притянул к себе.
Одарить бы на прощанье — нечем. И в последний раз блеснули и, Развязавшись, поползли на плечи Крашеные волосы твои.
Звезды Семиречья шли над нами, Ты стояла долго, может быть, Девушка со строгими бровями, Навсегда готовая простить.
И смотрела долго, и следила Папиросы наглый огонек. Не видал. Как только проводила, Может быть, и повалилась с ног.
А в вагоне тряско, дорогая, И шумят. И рядятся за жизнь. И на полках, сонные, ругаясь, Бабы, будто шубы, разлеглись.
Синий дым и рыжие овчины, Крашенные горечью холсты, И летят за окнами равнины, Полустанки жизни и кусты.
Выдаст, выдаст этот дом шатучий! Скоро ли рассвет? Заснул народ, Только рядом долго и тягуче Кто-то тихим голосом поет.
Он поет, чуть прикрывая веки, О метелях, сбившихся с пути, О друзьях, оставленных навеки, Тех, которых больше не найти.
И еще он тихо запевает, Холод расставанья не тая, О тебе, печальная, живая, Полная разлук и встреч земля!
1933