Подновлен румяным гримом, Желтый, чинный, аккуратный, Восемнадцать лет хранимый Под стеклянным колпаком, Восемнадцать лет дремавший Под гранитом зиккурата, — В ночь глухую мимо башен Взят — похищен — прочь влеком.
В опечатанном вагоне Вдоль бараков, мимо станций, Мимо фабрик, новостроек Мчится мертвый на восток, И на каждом перегоне Только вьюга в пьяном танце, Только месиво сырое Рваных хлопьев и дорог.
Чьи-то хлипкие волокна, Похохатывая, хныча, Льнут снаружи к талым окнам И нащупывают щель… Сторонись! Пространство роя, Странный поезд мчит добычу; Сатанеет, кычет, воет Преисподняя метель.
Увезли… — А из гробницы, Никому незрим, незнаем, Он, способный лишь присниться Вот таким, — выходит сам Без лица, без черт, без мозга, Роком царства увлекаем, И вдыхает острый воздух В час, открытый чудесам.
Нет — не тень… но схожий с тенью Контур образа… не тронув Ни асфальта, ни ступеней, Реет, веет ко дворцу И, просачиваясь снова Сквозь громады бастионов, Проникает в плоть живого — К сердцу, к разуму, к лицу.
И, не вникнув мыслью грузной В совершающийся ужас, С тупо-сладкой, мутной болью Только чувствует второй, Как удвоенная воля В нем ярится, пучась, тужась, И растет до туч над грустной, Тихо плачущей страной.
1942