1 Да, я поэт трагической забавы, А все же жизнь смертельно хороша. Как-будто женщина с лилейными руками, А не тлетворный куб из меди и стекла. Снует базар, любимый говор черни. Фонтан Бахчисарайский помнишь, друг? Так от пластических Венер в квадраты кубов Провалимся. 2 На скоротечный путь вступаю неизменно, Легка нога, но упадает путь: На Киликийский Тавр — под ухом гул гитары, А в ресторан — но рядом душный Тмол. Да, человек подобен океану, А мозг его подобен янтарю, Что на брегах лежит, а хочет влиться в пламень Огромных рук, взметающих зарю. И голосом своим нерукотворным Дарую дань грядущим племенам, Я знаю — кирпичом огнеупорным Лежу у христианских стран. Струна гудит, и дышат лавр и мята Костями эллинов на ветряной земле, И вот лечу, подхваченный спиралью. Где упаду? 3 И вижу я несбывшееся детство, Сестры не дали мне, ее не сотворить Ни рокоту дубрав великолепной славы, Ни золоту цыганского шатра. Да, тело — океан, а мозг над головою Склонен в зрачки и видит листный сад И времена тугие и благие Великой Греции. 4 Скрутилась ночь. Аиша, стан девичий, Смотри, на лодке, Пряжку серебря, Плывет заря. Но легкий стан девичий Ответствует: «Зари не вижу я». 5 Да, я поэт трагической забавы, А все же жизнь смертельно хороша, Как-будто женщина с линейными руками, А не тлетворный куб из меди и стекла. Снует базар, любимый говор черни. Фонтан Бахчисарайский помнишь, друг? Так от пластических Венер в квадраты кубов Провалимся. 6. Покатый дом и гуд протяжных улиц. Отшельника квадратный лоб горит. Овальным озером, бездомным кругом По женским плоскостям скользит. Да, ты, поэт, владеешь плоскостями, Квадратами ямбических фигур. Морей погасших не запомнит память, Ни белизны, ни золота Харит.
Июнь 1922