Проклятье века — это спешка, и человек, стирая пот, по жизни мечется, как пешка, попав затравленно в цейтнот.
Поспешно пьют, поспешно любят, и опускается душа. Поспешно бьют, поспешно губят, а после каются, спеша.
Но ты хотя б однажды в мире, когда он спит или кипит, остановись, как лошадь в мыле, почуяв пропасть у копыт.
Остановись на полдороге, доверься небу, как судье, подумай — если не о боге — хотя бы просто о себе.
Под шелест листьев обветшалых, под паровозный хриплый крик пойми: забегавшийся — жалок, остановившийся — велик.
Пыль суеты сует сметая, ты вспомни вечность наконец, и нерешительность святая вольется в ноги, как свинец.
Есть в нерешительности сила, когда по ложному пути вперед на ложные светила ты не решаешься идти.
Топча, как листья, чьи-то лица, остановись! Ты слеп, как Вий. И самый шанс остановиться безумством спешки не убий.
Когда шагаешь к цели бойко, как по ступеням, по телам, остановись, забывший бога,— ты по себе шагаешь сам!
Когда тебя толкает злоба к забвенью собственной души, к бесчестью выстрела и слова, не поспеши, не соверши!
Остановись, идя вслепую, о население Земли! Замри, летя из кольта, пуля, и бомба в воздухе, замри!
О человек, чье имя свято, подняв глаза с молитвой ввысь, среди распада и разврата остановись, остановись!
1967