для М. Б.
Не спутать бы азарт и страсть (не дай нам, Господь). Припомни март, семейство Найман. Припомни Псков, гусей и, вполнакала, фонарики, музей, «Мытье» Шагала.
Уколы на бегу (не шпилькой — пикой!). Сто маковок в снегу, на льду Великой катанье, говоря по правде, сдуру, сугробы, снегири, температуру.
Еще — объятий плен, от жара смелый, и вязаный твой шлем из шерсти белой. И черного коня, и взгляд, печалью сокрытый — от меня — как плечи — шалью.
Кусты и пустыри, деревья, кроны, холмы, монастыри, кресты, вороны. И фрески те (в пыли), где, молвить строго, от Бога, от земли равно немного.
Мгновенье — и прерву, еще лишь горстка: припомни синеву снегов Изборска, где разум мой парил, как некий облак, и времени дарил мой «Фэд»1 наш облик.
О синева бойниц (глазниц)! Домашний барраж крикливых птиц над каждой башней, и дальше (оборви!) простор с разбега. И колыбель любви — белее снега!
Припоминай и впредь (хотя в разлуке уже не разглядеть: а кто там в люльке) те кручи и поля, такси в равнине, бифштексы, шницеля, долги поныне.
Умей же по полям, по стрелкам, верстам и даже по рублям (почти по звездам!), по формам без души со всем искусством Колумба (о спеши!) вернуться к чувствам.
Ведь в том и суть примет (хотя бы в призме разлук): любой предмет — свидетель жизни. Пространство и года (мгновений груда), ответы на «когда», «куда», «откуда».
Впустив тебя в музей (зеркальных зальцев), пусть отпечаток сей и вправду пальцев, чуть отрезвит тебя — придет на помощь отдавшей вдруг себя на миг, на полночь
сомнениям во власть и укоризне, когда печется страсть о долгой жизни на некой высоте, как звук в концерте, забыв о долготе, — о сроках смерти!
И нежности приют и грусти вестник, нарушивши уют, любви ровесник — с пушинкой над губой стихотворенье пусть радует собой хотя бы зренье.
лето 1964 (1965?)
1 «Фэд» — «Феликс Эдмундович Дзержинский», популярный в СССР фотоаппарат, производившийся с 1930-х годов в Харькове.