1
Сторож вкруг дома господского ходит, Злобно зевает и в доску колотит.
Мраком задернуты небо и даль, Ветер осенний наводит печаль;
По небу тучи угрюмые гонит, По полю листья — и жалобно стонет…
Барин проснулся, с постели вскочил, В туфли обулся и в рог затрубил.
Вздрогнули сонные Ваньки и Гришки, Вздрогнули все — до грудного мальчишки.
Вот, при дрожащем огне фонарей, Движутся длинные тени псарей.
Крик, суматоха!.. ключи зазвенели, Ржавые петли уныло запели;
С громом выводят, поят лошадей, Время не терпит — седлай поскорей!
В синих венгерках на заячьих лапках, В остроконечных, неслыханных шапках
Слуги толпой подъезжают к крыльцу. Любо глядеть — молодец к молодцу!
Хоть и худеньки у многих подошвы — Да в сюртуках зато желтые прошвы,
Хоть с толокна животы подвело — Да в позументах под каждым седло,
Конь — загляденье, собачек две своры, Пояс черкесский, арапник и шпоры.
Вот и помещик. Долой картузы! Молча он крутит седые усы,
Грозен осанкой и пышен нарядом, Молча поводит властительным взглядом.
Слушает важно обычный доклад: «Змейка издохла, в забойке Набат,
Сокол сбесился, Хандра захромала». Гладит, нагнувшись, любимца Нахала,
И, сладострастно волнуясь, Нахал На спину лег и хвостом завилял.
2
В строгом порядке, ускоренным шагом Едут псари по холмам и оврагам.
Стало светать; проезжают селом — Дым поднимается к небу столбом,
Гонится стадо, с мучительным стоном Очеп скрипит (запрещенный законом);
Бабы из окон пугливо глядят, «Глянь-ко, собаки!» — ребята кричат…
Вот поднимаются медленно в гору. Чудная даль открывается взору:
Речка внизу под горою бежит, Инеем зелень долины блестит,
А за долиной, слегка беловатой, Лес, освещенный зарей полосатой.
Но равнодушно встречают псари Яркую ленту огнистой зари,
И пробужденной природы картиной Не насладился из них не единый.
«В Банники,- крикнул помещик,- набрось!» Борзовщики разъезжаются врозь,
А предводитель команды собачьей, В острове скрылся крикун-доезжачий.
Горло завидное дал ему бог: То затрубит оглушительно в рог,
То закричит: «Добирайся, собачки!» Да не давай ему, вору, потачки!"
То заорет: «Го-го-го!- ту!-ту!!-ту!!!» Вот и нашли — залились на следу.
Варом-варит закипевшая стая, Внемлет помещик, восторженно тая,
В мощной груди занимается дух, Дивной гармонией нежится слух!
Однопомётников лай музыкальный Душу уносит в тот мир идеальный,
Где ни уплат в Опекунский совет, Ни беспокойных исправников нет!
Хор так певуч, мелодичен и ровен, Что твой Россини! что твой Бетховен!
3
Ближе и лай, и порсканье, и крик — Вылетел бойкий русак-материк!
Гикнул помещик и ринулся в поле… То-то раздолье помещичьей воле!
Через ручьи, буераки и рвы Бешено мчится: не жаль головы!
В бурных движеньях — величие власти, Голос проникнут могуществом страсти,
Очи горят благородным огнем — Чудное что-то свершилося в нем!
Здесь он не струсит, здесь не уступит, Здесь его Крез за мильоны не купит!
Буйная удаль не знает преград, Смерть иль победа — ни шагу назад!
Смерть иль победа! (Но где ж, как не в буре, И развернуться славянской натуре?)
Зверь отседает,- и в смертной тоске Плачет помещик, припавший к луке.
Зверя поймали — он дико кричит, Мигом отпазончил, сам торочит,
Гордый удачей любимой потехи, В заячий хвост отирает доспехи
И замирает, главу преклоня К шее покрытого пеной коня.
4
Много травили, много скакали, Гончих из острова в остров бросали,
Вдруг неудача: Свиреп и Терзай Кинулись в стадо, за ними Ругай,
Следом за ними Угар и Замашка — И растерзали в минуту барашка!
Барин велел возмутителей сечь, Сам же держал к ним суровую речь.
Прыгали псы, огрызались и выли И разбежались, когда их пустили.
Рёвма-ревет злополучный пастух, За лесом кто-то ругается вслух.
Барин кричит: «Замолчи, животина!» Не унимается бойкий детина.
Барин озлился и скачет на крик, Струсил — и валится в ноги мужик.
Барин отъехал — мужик встрепенулся, Снова ругается; барин вернулся,
Барин арапником злобно махнул — Гаркнул буян: «Караул, караул!»
Долго преследовал парень побитый Барина бранью своей ядовитой:
«Мы-ста тебя взбутетеним дубьем, Вместе с горластым твоим холуем!»
Но уже барин сердитый не слушал, К стогу подсевши, он рябчика кушал,
Кости Нахалу кидал, а псарям Передал фляжку, отведавши сам.
Пили псари — и угрюмо молчали, Лошади сено из стога жевали,
И в обагренные кровью усы Зайцев лизали голодные псы.
5
Так отдохнув, продолжают охоту, Скачут, порскают и травят без счету.
Время меж тем незаметно идет, Пес изменяет, и конь устает.
Падает сизый туман на долину, Красное солнце зашло вполовину,
И показался с другой стороны Очерк безжизненно-белой луны.
Слезли с коней; поджидают у стога, Гончих сбивают, сзывают в три рога,
И повторяются эхом лесов Дикие звуки нестройных рогов.
Скоро стемнеет. Ускоренным шагом Едут домой по холмам и оврагам.
При переправе чрез мутный ручей, Кинув поводья, поят лошадей —
Рады борзые, довольны тявкуши: В воду залезли по самые уши!
В поле завидев табун лошадей, Ржет жеребец под одним из псарей…
Вот наконец добрались до ночлега. В сердце помещика радость и нега —
Много загублено заячьих душ. Слава усердному гону тявкуш!
Из лесу робких зверей выбивая, Честно служила ты, верная стая!
Слава тебе, неизменный Нахал — Ты словно ветер пустынный летал!
Слава тебе, резвоножка Победка! Бойко скакала, ловила ты метко!
Слава усердным и буйным коням! Слава выжлятнику, слава псарям!
6
Выпив изрядно, поужинав плотно, Барин отходит ко сну беззаботно,
Завтра велит себя раньше будить. Чудное дело — скакать и травить!
Чуть не полмира в себе совмещая, Русь широко протянулась, родная!
Много у нас и лесов и полей, Много в отечестве нашем зверей!
Нет нам запрета по чистому полю Тешить степную и буйную волю.
Благо тому, кто предастся во власть Ратной забаве: он ведает страсть,
И до седин молодые порывы В нем сохранятся, прекрасны и живы,
Черная дума к нему не зайдет, В праздном покое душа не заснет.
Кто же охоты собачьей не любит, Тот в себе душу заспит и погубит.
1846