В тот век, как живали еще Торквемады, Над жертвами рока свершались обряды Глубоких, ужасных, убийственных мук: Ломание ног и дробление рук. Там истина, корчась средь воплей и жалоб, Винилась, — и страшный кончался обряд Тогда, как, глаза свои выкатив на лоб, Невинный страдалец кричал: «Виноват!» Есть пытка другая, того ж совершенства Она достигает, — то пытка блаженства. Счастливцу творится пристрастный допрос Под всем обаянием лилий и роз. Тут узнику в сердце, без всякой пощады, Вонзаются сладкие женские взгляды, Он дивные, райские видит места, —
И алые, полные неги уста,
Как бисер, как жемчуг, слова ему мечут И с жарким дыханьем щебечут, лепечут. «Покайся! признайся!» — напевы звенят, И нервные звуки всё вкрадчивей, ниже… Он тает, а пламя всё ближе, всё ближе… Нет сил… Исторгается вздох: «Виноват!»
1872