Он умер в Голландии, холодом моря повитой. Оборванный бог, нищий гений. Он умер и дивную тайну унес нераскрытой. Он был королем светотени.
Бессмертную кисть, точно жезл королевский, держал он Над царством мечты негасимой Той самой рукою, что старческой дрожью дрожала, Когда подаянья просил он.
Закутанный в тряпки, бродил он окраиной смутной У двориков заиндевелых. Ладонь исполина он лодочкой складывал утлой И зябко подсчитывал мелочь.
Считал ли он то, сколько сам человечеству отдал? Не столько ему подавали! Король светотени — он все ж оставался голодным, Когда королем его звали.
Когда же, отпетый отпетыми, низший из низших, Упал он с последней ступени, Его схоронили (с оглядкой!) на кладбище нищих. Его — короля светотени!
… Пылится палитра. Паук на рембрандтовской раме В кругу паутины распластан. На кладбище нищих. В старинном седом Амстердаме Лежит император контрастов.
С порывами ветра проносится иней печально, Туманятся кровли и шпили… Бьет море в плотины… Не скоро откроется тайна, Уснувшая в нищей могиле!
Но скоро в потемки сквозь вычурный щит паутины Весны дуновенье прорвется: Какие для славы откроются миру картины В лучах нидерландского солнца!
И юный художник, взволнованный звонкой молвою, И старый прославленный гений На кладбище нищих с поникшей придут головою Почтить короля светотени.
А тень от него никогда не отступит. Хоть часто Он свет перемешивал с нею. И мастер контраста — увы! — не увидит контраста Меж смертью и славой своею.
Всемирная слава пылает над кладбищем нищих: Там тень, но и солнце не там ли? Но тише! Он спит. И на ощупь художники ищут Ключи неразгаданной тайны.