Нам котелками нынче служат миски, Мы обживаем этот мир земной, И почему-то проживаем в Минске, И осень хочет сделаться зимой.
Друг друга с опереттою знакомим, И грустно смотрит капитан Луконин. Поклонником я был. Мне страшно было. Актрисы раскурили всю махорку. Шел дождь. Он пробирался на галерку, И первого любовника знобило.
Мы жили в Минске муторно и звонко И пили спирт, водой не разбавляя. И нами верховодила девчонка, Беспечная, красивая и злая.
Гуляя с ней по городскому саду, К друг другу мы ее не ревновали. Размазывая темную помаду, По очереди в губы целовали.
Наш бедный стол всегда бывал опрятен — И, вероятно, только потому, Что чистый спирт не оставляет пятен. Так воздадим же должное ему!
Еще война бандеровской гранатой Влетала в полуночное окно, Но где-то рядом, на постели смятой, Спала девчонка нежно и грешно.
Она недолго верность нам хранила,- Поцеловала, встала и ушла. Но перед этим что-то объяснила И в чем-то разобраться помогла.
Как раненых выносит с поля боя Веселая сестра из-под огня, Так из войны, пожертвовав собою, Она в ту осень вынесла меня.
И потому, однажды вспомнив это, Мы станем пить у шумного стола За балерину из кордебалета, Которая по жизни нас вела.