Салон шумел веселым ульем, В дверях мужчин теснился строй, Манил глаза живой игрой Ряд пышных дам по желтым стульям. К камину опершись, поэт Читал поэму томным девам; Старушки думали: «Ну где вам Вздохнуть, как мы, ему в ответ?» В длиннейшем сюртуке политик Юнцов гражданских поучал, А в кресле дедовском скучал Озлобленный и хмурый критик. Седой старик невдалеке Вел оживленную беседу, То наклонялся к соседу, То прикасался к руке, А собеседником послушным Был из провинции аббат, В рябинах, низок и горбат, С лицом живым и простодушным. Их разговор меня привлек Какой-то странной остротою, — Так, утомленный темнотою, Влечется к лампе мотылек. Но вдруг живой мотив «редовы» Задорно воздух пронизал, — И дамы высыпали в зал: Замужние, девицы, вдовы. Шуршанье платьев, звяки шпор, Жемчужных плеч и рук мельканье, Эгреток бойкое блистанье, И взгляды страстные в упор… Духов и тел томящий запах, Как облак душный, поднялся, А разговор меж тем велся О власти Рима и о папах. И старца пламенная речь Таким огнем была повита, Что, мнилось, может из гранита Родник живительный иссечь. И я, смущенье одолев, Спросил у спутника: «Кто это?» Сквозь стекла поглядев лорнета, Он отвечал: «Де Местр, Жозеф».
1910