Вблизи имения Айвор, Средь райских Кардиганских мест Жил старый егерь — с давних пор Прославленный окрест. Но спину крепкую его В дугу согнуло время: Ее восьмидесяти лет Отяготило бремя.
Еще опрятен голубой Его мундир былых времен. Но догадаться мог любой О том, что беден он. Беспечным егерем служил Он четверть века с лишним. И ныне щеки у него Подобны спелым вишням.
Никто трубить, как Саймон Ли, Во дни минувшие не мог: Четыре замка той земли Будил веселый рог. Давно уж пуст Айвор, увы! И господа в могилах, Собаки, лошади мертвы — Лишь Саймон пережил их.
Былые подвиги его, Как убедиться вы могли, Лишили глаза одного. О, бедный Саймон Ли! Свой век влачит он без детей В существованье скудном, С женою старою своей На выгоне безлюдном.
Он весь осунулся, зачах, Фигура сгорблена, крива. На тощих, высохших ногах Он держится едва. Он смолоду не знал труда, Он не ходил за плугом — Явилась к Саймону нужда С годами и недугом.
Средь этих пастбищ и полей Вслепую мог носиться он, Опережая лошадей, Ведя счастливый гон. Он все еще от лая псов Приходит в упоенье, От их веселых голосов, Звучащих в отдаленье.
Покрепче Саймона была Его жена, старуха Рут, И часто на себя брала Хозяйский тяжкий труд. Но хоть с работой разлучить Едва ли что могло их, — Не много проку было в том, Увы, от них обоих.
Близ хижины, поросшей мхом, Принадлежал им клок земли. Ее на пустыре глухом Возделал Саймон Ли. Пришли худые времена: Нет прежних урожаев. Давно заброшена земля По слабости хозяев.
О том, что доживает дни, Он скажет сам наверняка. В трудах распухшие ступни Болят у старика. Читатель добрый, вижу я, Ты кротко ждешь развязки. Но я боюсь, что ты желал Какой-то чудной сказки.
В воображении твоем Историй разных целый клад. Чудесный вымысел во всем Ты обнаружить рад. Читатель, в сказку мой сюжет Сам превратить попробуй, Поскольку здесь ни сказки нет, Ни выдумки особой.
Однажды ясным летним днем Я Саймона увидел — он Над полусгнившим старым пнем Склонился, утомлен. Уже, казалось, целый век, Отчаянью покорен, Киркой, дрожавшею в руках, Рубил он крепкий корень.
«О, милый Саймон, — молвил я, — Позволь, тебе я помогу!» И, облегченья не тая, Он мне отдал кирку. И узловатый корень враз С размаху сокрушил я, Одним ударом завершив Столь долгие усилья.
Тут слез не удержал старик, И благодарность, и восторг С внезапной силой в тот же миг Он из души исторг. Увы, сердечностью такой Мне редко отвечали. От благодарности людской Я чаще был в печали.