О нет, мне не забыть готического склепа, Где вы покоитесь в порфире и венце, С руками, на груди скрещенными, в лице С застывшей мыслию, недвижные, немые Во мраке мраморы, вы, лики гробовые Почивших королей… Ты, набожный тиран, Свирепый Людовик, и мудрый Карломан, И варвар царственный, ты, богочеловека Познавший в дикости, и ты, о идол века, Версальский полубог… державная семья, Соединенная за прагом бытия Там небом пламенным, здесь сводом подземелья. Вот звуки чудные несутся в ваши кельи: Божественный орган звучит, и вторит храм Священным трепетом безвестным голосам… Покойтесь — этот звук не трубы пробужденья, А человеческий, без дара воскресенья.
Еще не колебал безмолвные гробы Всё зиждущий глагол архангела трубы, Но их уж расторгал глагол суда людского… У мертвых требовать отчета рокового Народ, как шумный вал морей, сюда проник И, плюя на лица почиющих владык, На прахе вымещал ярмо порабощенья. Кто ж прав, кто виноват?. Под цепью угнетенья Не эти ли мужи, тебя в поту чела Уча как школьника, хранители от зла, Искусства развили и сеяли науки?. Созрело семя. Час настал. Ты взрос — и руки Простер к свободе: «Прочь! не нас уже учить! Своей указкою довольно нас водить! Мы сильны, мы взросли, и нянек нам не надо!» И кости королей изъяты из ограды, В полях разбросаны при кликах торжества. И с плахи царская катится голова, И чернь безумная, кичася наглым правом, Свирепо пьянствует на помосте кровавом!..
1843