За осинами, за дубами, За склоненными к далям столбами Серой станции стон лебединый Пролетает по линии длинной.
За осинами сыро, овражно, Тени ночи болезненно-впалы… Только там хорошо и не страшно, Где высоко проложены шпалы.
Вечерами тоски и печали Хоть немного меня занимали Эти жирные черные доски, — Эта лестница в детском наброске.
Эта частая клавиша сажи, Нота стойкая (даже не гамма!), Эта дума одна и та же, Повторяемая упрямо.
Черных мыслей не заитожить, Как ни встряхивай, опыт, копилкой… Шпалы — словно одно и то же, Умножаемое копиркой.
Но пространство их гордо лелеет, Руки мрака ласкают сурово, И песок между шпалами тлеет Теплым зеркалом света дневного.
Даже в полночь, — как тонким мученьем В низком проводе ноет докука, — Между шпал неусыпным свеченьем Утро теплится чуть близоруко.
Вьюга ль кольцами снег завивает, — Не бывают холодными шпалы; Вечно издали их нагревает Звук довременный, звук запоздалый.
И покуда теплом нагнетанья Поезда не нагреют их сами, Греет их поездов ожиданье И прощание с поездами.
Паровозик ли в дали заклятой Только-только приходит в движенье, — А уж катится искра-глашатай Возвестить о его приближенье.
Если ж ливни из туч опрокинут Оружейную лавку булатов, — И под ливнями шпалы не стынут, Как рабочие руки мулатов.
Даже в самом пустынном отрезке, Где уж хочется выть захолустью, Звуки в рельсах так бодры и резки, Так не вяжутся с тягостной грустью!
И в лесах, где затворница-зелень — Как подтек на стене монастырской, Где под черным пожатием елей Дух надломится — хоть богатырский,
Где сугроб залежался апрельский, От молчанья лесов — одичалый, Есть железная логика — рельсы. Есть надежная истина — шпалы.
Вижу дым паровозный над пашней, — Недвижима у дыма вершина… Слышу клик сиротливо-протяжный, — Будто джинн прокричал из кувшина
На далекой черте горизонта, На пустынном прилавке заката, Где вечернее свежее золото Израсходовалось куда-то…
Грустью вечера пахнет железо, Уголь, камень… Беззвучные галки Оседают на волосы леса, Как старушечьи полушалки…
Из лощин полузвуки истомы Вырастают, как рожки улиток. Это ночи больные фантомы Или прозы дневной пережиток?
Ничего мне о том не известно. Но хотя бы там, дальше, геенна, — Как мне странно и как мне чудесно, Что дорога и впредь — несомненна!
… Глядя под ноги зачарованно, Вижу тень паровозного свиста. И в лучах семафора червонного, Как бы спичек, наструганных ровно, Ровный счет в голове трубочиста…
Я шагаю по этим ступеням, По добротным, испытанным теням: Путь по шпалам не может не сбыться. Невозможно на нем заблудиться.
Сам их вид подгоняет и греет, Вроде нарт, управляемых взглядом; Мощь пространства у насыпи реет, Как погонщик, шагающий рядом…
За штакетником шпал пробегает Дух Порядка (чумазый, но свежий), И меж пальцев их черных мелькает Белолобый рассвет побережий.