Сияет яркая полночная луна На небе голубом; и сон и тишина Лелеят и хранят мое уединенье. Люблю я этот час, когда воображенье Влечет меня в тот край, где светлый мир наук, Привольное житье и чаш веселый стук, Свободные труды, разгульные забавы, И пылкие умы, и рыцарские нравы… Ах, молодость моя, зачем она прошла! И ты, которая мне ангелом была Надежд возвышенных, которая любила Мои стихи; она, прибежище и сила И первых нежных чувств и первых смелых дум, Томивших сердце мне и волновавших ум, Она — ее уж нет, любви моей прекрасной! Но помню я тот взор, и сладостный и ясный, Каким всего меня проникнула она: Он безмятежен был, как неба глубина, Светло-спокойная, исполненная бога,- И грудь мою тогда не жаркая тревога Земных надежд, земных желаний потрясла; Нет, гармонической тогда она была, И были чувства в ней высокие, святые, Каким доступны мы, когда в часы ночные Задумчиво глядим на звездные поля: Тогда бесстрастны мы, и нам чужда земля, На мысль о небесах промененная нами! О, как бы я желал бессмертными стихами Воспеть ее, красу счастливых дней моих! О, как бы я желал хотя б единый стих Потомству передать ее животворящий, Чтоб был он тверд и чист, торжественно звучащий, И, словно блеском дня и солнечных лучей, Играл бы славою и радостью о ней.
1846 (?)