Сию же минуту проверить веками

Бесславного гневит прославленный коллега. Как будто слава — хлеб отобранный, телега, Везущая не всех… А слава — степь без края, Где каждый волен взять свою пригоршню снега.

Чтоб не забыли мы, какой поэт забыт, И вспомнили опять: кто нынче знаменит, Пусть критик (подтвердив безвестность безызвестных) Нас о известности известных известит.

Как? Слава кончилась?! Где? Чья? Какая жалость! На это зрелище опять толпа сбежалась. И если рассудить по ярости забвенья, Легко предположить, что слава — продолжалась.

О! Слава автора действительно хитра, Когда поют ее десятка с полтора Пристрастных циников! Но то ж — не столько слава, Сколь пар без лошади и дужка без ведра.

Друг! Радуясь за тех, чья слава миновала, Как сам ты избежал столь грустного провала? Прикрывшись и зардясь, мне критик отвечает: «Забвенью не бывать, где славы не бывало».

… И в час, как будем мы действительно забыты, О критик! мы придем у вас искать защиты От страшных летских вод. Забвенье – мать прощенья, — А вы — вы будете всегда на нас сердиты.