Бывают минуты, — тоскою убитый, На ложе до утра без сна я сижу, И нет на устах моих теплой молитвы, И с грустью на образ святой я гляжу.
Вокруг меня в комнате тихо, безмолвно… Лампада в углу одиноко горит, И кажется мне, что святая икона Мне в очи с укором и строго глядит.
И дума за думой на ум мне приходит, И жар непонятный по жилам течет, И сердце отрады ни в чем не находит, И волос от тайного страха встает.
И вспомню тогда я тревогу желаний, И жгучие слезы тяжелых утрат, Неверность надежды и горечь страданий, И скрытый под маской глубокий разврат,
Всю бедность и суетность нашего века, Все мелочи жалких ничтожных забот, Все зло в этом мире, всю скорбь человека, И грозную вечность, и с жизнью расчет;
И вспомню я крест на Голгофе позорной, Облитого кровью страдальца на нем, При шуме и кликах насмешки народной Поникшего тихо покорным челом…
И страшно мне станет от этих видений, И с ложа невольно тогда я сойду, Склоню пред иконой святою колени И с жаркой молитвою ниц упаду.
И мнится мне, слышу я шепот невнятный, И кто-то со мной в полумраке стоит; Быть может, незримо, в тот миг благодатный, Мой ангел-хранитель молитву творят.
И в душу прольется мне светлая радость, И смело на образ тогда я взгляну, И, чувствуя в сердце какую-то сладость. На ложе я лягу и крепко засну.
1854