Вот паруса живая тень зрачок прозревший осеняет, и звон стоит, и зимний день крахмалом праздничным сияет.
Проснуться, выйти на порог и наблюдать, как в дни былые, тот белый свет, где бел платок и маляра белы белила,
где мальчик ходит у стены и, рисовальщик неученый, средь известковой белизны выводит свой рисунок черный.
И сумма нежная штрихов живет и головой качает, смеется из-за пустяков и девочку обозначает.
Так, в сердце мальчика проспав, она вступает в пробужденье, стоит, на цыпочки привстав, вся жизненность и вся движенье.
Еще дитя, еще намек, еще в походке ошибаясь, приходит в мир, как в свой чертог, погоде странной улыбаясь.
О Буратино, ты влюблен! От невлюбленных нас отличен! Нескладностью своей смешон и бледностью своей трагичен.
Ужель в младенчестве твоем, догадкой осенен мгновенной, ты слышишь в ясном небе гром любви и верности неверной?
Дано предчувствовать плечам, как тяжела ты, тяжесть злая, и предстоящая печаль печальна, как печаль былая…