Пришел в сосновую Славуту — И с соснами наедине, И сосны жалуются мне И разговаривают будто.
И говор их похож на стон, И стон похож на человечий… Вот обошли со всех сторон И жалобный разносят звон, Чтоб я их лес не изувечил.
«Ах, слишком грубо, слишком часто По стволам топор поет, И, может, скоро, может, через год На челюсти пилы зубастой Сосновый сок оскомину набьет.
И страшно мне, сосне одной, Когда сосновый посвист реже, Когда вот тут же нож стальной Мою товарку рядом режет.
И хочется тогда в борьбе Перескочить свою вершину (Как и тебе, Когда тоска нахлынет)».
И несется стон в сосновой чаще, И разносится в лесную глубь: «Приходи к нам, человек, почаще, Только не води с собой пилу!»
Я слушал. Полдень был в огне, И медленно текли минуты, И сосны жаловались мне И разговаривали будто.
И эта новая сосновая кручина Дала тревогой сердцу знать… За твою высокую вершину Я б хотел тебя помиловать, сосна!
Но слыхала ль ты, как стоны тоже Паровоз по рельсам разносил? Он спешил, он был встревожен, И хрипел, и не хватало сил.
Надрываясь, выворачивал суставы, Был так жалобен бессильный визг колес, И я видел — срочного состава Не возьмет голодный паровоз.
Две сосны стояли на откосе, И топор по соснам застучал, Чтобы, сыт пахучим мясом сосен, Паровоз прошел по трупам шпал.
И пока он не позвал меня трубой, Не заманивает криками колесными, Я люблю разговаривать сам с собой, А еще больше — с соснами.
1921