Когда же злая чернь не клеветала, Когда же в грязь не силилась втянуть Избранников, которым горний путь Рука господня в небе начертала? Ты говоришь: «Я одарен душой»; Зачем же ты мешаешься с толпой?
Толпе бессмысленной мое презренье. Но сына Лаия почтил Фезей; Так пред страдальцем ты благоговей,— Иль сам свое подпишешь осужденье. Певцу в твоем участьи нужды нет; Но сожалеет о тебе поэт.
Глубоких ран, кровавых язв сердечных Мне много жадный наносил кинжал, Который не в руке врагов сверкал, Увы!— в руке друзей бесчеловечных. Что ж? знать, во мне избыток дивных сил; Ты видишь: я те язвы пережил.
Теперь я стар, слабею; но и эту Переживу: ведь мне насущный хлеб Терзанья; ведь наперснику судеб Не даром достается путь ко свету; Страдать, терпеть готов я до конца: С чела святого не сорвут венца.
Умру — и смолкнет хохот вероломства; Меня покроет чудотворный щит, Все стрелы клеветы он отразит… Смеются?— пусть! проклятие потомства Не минет их — осмеян был же Тасс; Быть может, тот, кто здесь стоит средь вас,
Не мене Тасса.— Будь яке осторожен, К врагам моим себя не приобщай, Бесчестного бессмертья не желай: Я слаб, и дряхл, и темен, и ничтожен Но только здесь_,— моим злодеям там За их вражду награда — вечный срам.
22 февраля 1842