Где бесшумны и нежны Переулки Арбата, Дух минувшего, как чародей, Воздвигнул палаты, Что похожи на снежных Лебедей.
Бузина за решёткой: Там ни троп, ни дорог нет, Словно в чарах старинного сна; Только изредка вздрогнет Тарахтящей пролёткой Тишина.
Ещё помнили деды В этих мирных усадьбах Хлебосольный аксаковский кров, Многолюдные свадьбы, Торжества и обеды, Шум пиров.
И о взоре орлином Победителя-галла, Что прошёл здесь, в погибель ведом, Мне расскажет, бывало, Зимним вечером длинным Старый дом.
Два собачьих гиганта Тихий двор сторожили, Где цветы и трава до колен, А по комнатам жили Жизнью дум фолианты Вдоль стен.
Игры в детской овеяв Ветром ширей и далей И тревожа загадками сон, В спорах взрослых звучали Имена корифеев Всех времён.
А на двери наружной, Благодушной и верной, «ДОКТОР ДОБРОВ» — гласила доска, И спокойно и мерно Жизнь текла здесь — радушна, Широка.
О, отец мой — не кровью, Доброй волею ставший! Милый Дядя, — наставник и друг! У блаженных верховий Дней начальных — питавший Детский дух!
Слышу «Вечную память», Вижу свечи над гробом, Скорбный блеск озаряемых лиц, И пред часом суровым Трепеща преклоняюсь Снова ниц.
В годы гроз исполинских, В страшный век бурелома Как щемит этот вкрадчивый бред: Нежность старого дома, Ласка рук материнских, Лица тех, кого нет.
1950