Сумрачные скалы Галилеи, Зноями обугленные впрах… По долинам — тонкие лилеи Да стада в синеющих горах.
Странный вечер… Край Ерусалима, Тихий дом. Двенадцать человек. И Она: слышна еще и зрима, Как в ладье, отчалившей навек.
Не ладья — но нищенское ложе. Не волна — кончина в злом краю. С каждым мигом призрачней и строже Лик, сходя в нездешнюю струю,
Просветляется, лучится, тает, Опрозрачнивается, как хрусталь, И сквозь лик мерцает и блистает Смертными невиданная даль.
Он сошел. Он здесь! Он вводит Матерь На пройденную лишь Им тропу: Ляжет, как синеющая скатерть, Мир под невесомую стопу.
Песнею архангелов стихирной Вечер озаряется, как храм, И ступени лестницы всемирной Тихо разверзаются глазам.
Больше нет того, что было тленно: Завершится ход святых минут — И ученики, склонив колена, К ложу опустевшему прильнут.
1952