Терновник ранящий да и ранимый в безумной судороге ворошит пески, он врос в скалу — пустыни дух гонимый — и корчится от боли и тоски.
И если дуб прекрасен, как Юпитер, нарцисс красив, как миртовый венец, то он творился, как вулкан, как ветер в подземной кузне и как Бог-кузнец.
Он сотворен без тополиных кружев, трепещущих тончайшим серебром, чтобы прохожий шел, не обнаружив его тоски и не скорбел о нем.
Его цветок — как вопля взрыв внезапный, (так Иов стих слагал, вопя стихом), пронзителен цветка болезный запах, как будто прокаженного псалом.
Терновник наполняет знойный воздух дыханьем терпким. Бедный, никогда в своих объятьях цепких, в цепких космах он не держал ни одного гнезда.
Он мне сказал, что мы единотерпцы, — и я ничья здесь, да и он ничей, и что шипы его вросли мне в сердце в одну из самых горестных ночей.
И — я терновник обняла с любовью (так обняла бы Иова Агарь): мы связаны не нежностью, а болью, а это — больше, дольше, верь мне, верь!
Перевод И.Лиснянской