Только под старость мне стали сниться честолюбивые сны. В молодости, как вы помните, снится совсем другое. Знойные женщины больше нужны где-нибудь в Уренгое.
Теперь я в обществе лучших поэтов препровождаю дни, ночи то есть. Теперь с приветом ко мне приходят они. Неистощимые разговоры, солнечные часы и муза с весами. Какая муза? Какие у ней весы? Что-то, наверное, перепутал Фет, затупив карандаш. Поэзия ничего не весит, и нет ее в списке продаж, ни фунта не весит, ни цента не стоит, и каждый мой визави больше по части обиженной куклы, как ее ни назови. В наших душах, заметил кто-то, написано все давно. Кто-то заметил, что в мазанке душно и надо открыть окно. Кто-то сказал об арбатском джазе, в котором играл на трубе я, не успевший протрубадурить о времени и о себе.
Однако, пока занимался ветер дублением душ и кож, пока человечество блох ловило, а также давило вошь, я видел ночью сквозь виноградник семижемчужный ковш.
Я видел небо в друзьях и звездах, когда покурить вставал, и в пифосах держит орфический воздух фанагорийский подвал.
2006