В пылкой юности, в разгуле бытия, Я знал три гибели, знал три предмета я Всесокрушительных: то очи огневые Да кудри тёмные, да перси наливные. Те очи… небо в них являлось; но оно В две чёрных радуги бровей облечено; Сокрыв свою лазурь и яркий блеск денницы За облаками вежд, за иглами ресницы, Под сводом гордого, лилейного чела Мрачилась гневная, таинственная мгла По прихоти его мгновенно покрывала, Струила дождь и град и молнии метала.
Те кудри чёрные… их страшно вспомянуть! Те кудри… Целый мир в них мог бы утонуть. Когда б они с главы упали вдруг разлиты И бурей взвеяны; извиты, перевиты, Как змеи лютые, они вились, черны, Как ковы зависти, как думы сатаны. Та чёрная коса, те локоны густые, И волны, пряди их и кольца смоляные, Когда б раскинуть их, казалось бы, могли Опутать, окружить, обвить весь шар земли, И целая земля явилась бы черницей, В глубоком трауре покрыта власяницей.
Те перси юные… о! то был дивный край, Где жили свет и мрак, смыкались ад и рай; То был мятежный край смут, прихотей, коварства; То было буйное, взволнованное царство, Где не могли сдержать ни сила, ни закон Сомнительный венец и зыблющийся трон; То был подмытый брег над хлябью океана, Опасно движимый дыханием вулкана; Но жар тропический, но климат золотой, Но светлые холмы страны заповедной, Любви неопытной суля восторг и негу, Манили юношу к таинственному брегу.
1846