Утиных крыльев переплеск. И на тропинках заповедных последних паутинок блеск, последних спиц велосипедных.
И ты примеру их последуй, стучись проститься в дом последний. В том доме женщина живет и мужа к ужину не ждет.
Она откинет мне щеколду, к тужурке припадет щекою, она, смеясь, протянет рот. И вдруг, погаснув, все поймет — поймет осенний зов полей, полет семян, распад семей…
Озябшая и молодая, она подумает о том, что яблонька и та — с плодами, буренушка и та — с телком.
Что бродит жизнь в дубовых дуплах, в полях, в домах, в лесах продутых, им — колоситься, токовать. Ей — голосить и тосковать.
Как эти губы жарко шепчут: «Зачем мне руки, груди, плечи? К чему мне жить и печь топить и на работу выходить?»
Ее я за плечи возьму — я сам не знаю, что к чему…
А за окошком в юном инее лежат поля из алюминия. По ним — черны, по ним — седы, до железнодорожной линии Протянутся мои следы.
1959