В Европе холодно. В Италии темно. Власть отвратительна, как руки брадобрея. О, если б распахнуть, да как нельзя скорее, На Адриатику широкое окно.
Над розой мускусной жужжание пчелы, В степи полуденной — кузнечик мускулистый. Крылатой лошади подковы тяжелы, Часы песочные желты и золотисты.
На языке цикад пленительная смесь Из грусти пушкинской и средиземной спеси, Как плющ назойливый, цепляющийся весь, Он мужественно врет, с Орландом куролеся.
Часы песочные желты и золотисты, В степи полуденной кузнечик мускулистый — И прямо на луну влетает враль плечистый…
Любезный Ариост, посольская лиса, Цветущий папоротник, парусник, столетник, Ты слушал на луне овсянок голоса, А при дворе у рыб — ученый был советник.
О, город ящериц, в котором нет души,- От ведьмы и судьи таких сынов рожала Феррара черствая и на цепи держала, И солнце рыжего ума взошло в глуши.
Мы удивляемся лавчонке мясника, Под сеткой синих мух уснувшему дитяти, Ягненку на дворе, монаху на осляти, Солдатам герцога, юродивым слегка От винопития, чумы и чеснока,- И свежей, как заря, удивлены утрате…
Май 1933