В том ли узнал я горесть, Что круг до отказа сужен, Что спелой рябины горсть — Весь мой обед и ужин?
О том ли вести мне речь, В том ли моя забота, Что страшно в ознобе слечь Живым мертвецом в болото?
В том ли она, наконец, Что у встречных полян и просек Встречает дремучий свинец Мою двадцать первую осень?
Нет, не о том моя речь, Как мне себя сберечь…
Неволей твоей неволен, Болью твоей болен, Несчастьем твоим несчастлив — Вот что мне сердце застит.
Когда б облегчить твою участь, Сегодняшнюю да завтрашнюю, Век бы прожил, не мучась В муке любой заправдашней.
Ну что бы я сам смог? Что б я поделал с собою? В непробудный упал бы мох Нескошенной головою.
От семи смертей никуда не уйти: Днем и ночью С четырех сторон сторожат пути Стаи волчьи.
И тут бы на жизни поставить крест… Но, облапив ветвями густыми, Вышуршит Брянский лес Твое непокорное имя.
И пойдешь, как глядишь, — вперед. Дождь не хлещет, огонь не палит, И пуля тебя не берет, И болезнь тебя с ног не валит.
От черного дня до светлого дня Пусть крестит меня испытаньем огня. Идя через версты глухие, Тобой буду горд, Тобой буду тверд, Матерь моя Россия!
Октябрь 1941