В стеклянном ящике Случайно сбились в кучу Сто разных душ… Выходят-входят. Как будто рок из рога бытия Рукой рассеянною сыплет Обрывки слов, улыбки, искры глаз И детские забавные ужимки. Негр и француз, старуха и мальчишка, Художник с папкой и делец с блокнотом, И эта средняя безликая крупа, Которая по шляпам лишь различна… На пять минут в потоке гулком слиты, Мы, как в ядре, летим в пространство. Лишь вежливость — испытанная маска — Нас связывает общим безразличьем. Но жажда ропщет, но глаза упорно Все ищут, ищут… Вздор! Пора б тебе, душа, угомониться, И охладеть, и сжаться, И стать солидной, европейскою душой.
В углу в сутане тусклой Сидит кюре, добряк круглоголовый, Провинциал, с утиными ступнями. Зрачки сквозь нас упорными гвоздями Лучатся вдаль, мерцают, А губы шепчут По черно-белым строчкам Привычные небесные слова… Вот так же через площадь, Молитвенник раскрыв, Сомнамбулою тихой Проходит он сквозь строй автомобилей И шепчет — молит — просит,— Все о своей душе, Все о своем спасенье… И ангелы, прильнув к его локтям, Его незримо от шоферов ограждают.
О Господи, из глубины метро Я о себе взывать к Тебе не буду… Моя душа лениво-бескорыстна, И у Тебя иных забот немало: Там над туннелем хоровод миров, Но сложность стройная механики небесной Замутнена бунтующею болью Твоей бескрылой твари… Но если можно, Но если Ты расслышишь, Я об одном прошу: Здесь на земле дай хоть крупицу счастья Вот этому мальчишке из отеля В нелепой куцей куртке И старику-посыльному с картонкой, И негру хмурому в потертом пиджаке, И кроткому художнику соседу, Задумчиво сосущему пастилку, И мне — последнему — хотя бы это лето Беспечностью веселой озари… Ты знаешь,— с каждым днем Жить на Твоей земле становится трудней.
1930