Носил учебники я в ранце, Зубрил латынь, над аргонавтами Зевал и, прочитав «Каштанку», Задумался об авторе. Передовые критики Поругивали Чехова: Он холоден к политике И пишет вяло, нехотя, Он отстает от века И говорит как маловер, Зауважают человека, Но после дождика в четверг; Он в «Чайке» вычурен, нелеп, Вздыхает над убитой птичкою, Крестьян, которым нужен хлеб, Лекарствами он пичкает.
Я жизнь свою прожить успел, И, тридцать стран объехав, Вдруг в самолете поглядел И вижу — рядом Чехов. Его бородка и пенсне, И говорит приглушенно. Он обращается ко мне: «Вы из Москвы? Послушайте, Скажите, как вы там живете? Меня ведь долго не было. Я оказался в самолете, Хоть ничего не требовал. Подумать только — средь небес Закусками нас потчуют! Недаром верил я в прогресс, Когда нырял в обочину...» Волнуясь, я сказал в ответ Про множество успехов, Сказал о том, чего уж нет. И молча слушал Чехов. «Уж больше нет лабазников, Сиятельных проказников, Помещиков, заводчиков И остряков находчивых, Уж нет Его Величества, Повсюду перемены. Метро и электричество, Над срубами антенны, Сидят у телевизора, А космонавты кружатся — Земля оттуда мизерна, А океаны — лужица, И ваша медицина На выдумки богата — Глотают витамины, Есть пищеконцентраты. Живу я возле Вознесенска, Ваш дом — кругом слонялись куры — Сожгли при отступленьи немцы. Построили Дворец культуры. Как мирно воевали прадеды! Теперь оружье стало ядерным...» Молчу. Нам до посадки полчаса. «Вы многое предугадали: Мы видели в алмазах небеса, Но дяди Вани отдыха не знали...»
Сосед смеется, фыркает, Побрился, снял пенсне. «Что видели во сне? Сон прямо богатырский. Лечу я в Лондон — лес и лен, Я из торговой сети, Лес до небес, и лен — как клен, Всё здорово на свете!»
1964-1966