Вот вечер сладостный, всех преступлений друг. Таясь, он близится, как сообщник; вокруг Смыкает тихо ночь и завесы, и двери, И люди, торопясь, становятся — как звери!
О вечер, милый брат, твоя желанна тень Тому, кто мог сказать, не обманув: «Весь день Работал нынче я». — Даешь ты утешенья Тому, чей жадный ум томится от мученья; Ты, как рабочему, бредущему уснуть, Даешь мыслителю возможность отдохнуть…
Но злые демоны, раскрыв слепые очи, Проснувшись, как дельцы, летают в сфере ночи, Толкаясь крыльями у ставен и дверей. И проституция вздымает меж огней, Дрожащих на ветру, свой светоч ядовитый… Как в муравейнике, все выходы открыты; И, как коварный враг, который мраку рад, Повсюду тайный путь творит себе Разврат.
Он, к груди города припав, неутомимо Ее сосет. — Меж тем восходят клубы дыма Из труб над кухнями; доносится порой Театра тявканье, оркестра рев глухой. В притонах для игры уже давно засели Во фраках шулера, среди ночных камелий… И скоро в темноте обыкновенный вор Пойдет на промысл свой — ломать замки контор. И кассы раскрывать, — чтоб можно было снова Своей любовнице дать щегольнуть обновой. Замри, моя душа, в тяжелый этот час! Весь этот дикий бред пусть не дойдет до нас! То — час, когда больных томительнее муки; Берет за горло их глухая ночь; разлуки Со всем, что в мире есть, приходит череда. Больницы полнятся их стонами. — О да! Не всем им суждено и завтра встретить взглядом Благоуханный суп, с своей подругой рядом!
А впрочем, многие вовеки, может быть, Не знали очага, не начинали жить!