У костра под ворчание пса Пастуха одолела дремота: Он услышал в горах голоса И прерывистый стук пулемёта.
«Это сучья трещат!» Поутру Огляделся: овец не хватает. Непричастная злу и добру, Вечным снегом вершина блистает.
Но очнулся старик наконец От сиянья, идущего с неба, По следам запропавших овец Он добрался до вечного снега.
Он увидел овец — и солдат, Полегли и свои и чужие Много лет или больше назад И лежат меж овец, как живые.
Может быть, это сон поутру?. Но овца в изголовье стояла, Непричастная злу и добру, И замёрзшие слезы сбирала.
Видно, плакал далёкий юнец, Не сдержался от страха и боли, Превратился солдат в солонец… Вон, благая, из этой юдоли!
Обошёл он овец и солдат, А солдаты лежат, как живые, Много лет или больше назад Ждут и смотрят — свои и чужие.
От густого дыханья овец Пробудились замёрзшие звуки, Отодвинулся страшный конец, И оттаяли крестные муки.
И раздался неистовый свист Там, где в вечность упала граната. Старый по снегу кинулся вниз И ожёг своим телом солдата.
И протаял, как искра во мгле, Хриплый голос далёкого брата: «Знайте правду: нас нет на земле, Не одна только смерть виновата.
Наши годы до нас не дошли, Наши дни стороной пролетели. Но беда эта старше земли И не ведает смысла и цели...»
После долго старик вспоминал, Ничего, кроме правды, не вспомнил, Ничего, кроме правды, не знал, Ничего, кроме правды, не понял.
Кто там был? Он мудрец иль святой? Пал, как все, безымянным героем. Все легли под небесной плитой. Все молчат перед вечным покоем.
1978