Смотришь порою на царства земли — и сдается: Ангел покоя по небу над миром несется, Всё безмятежно, безбранно, трудится наука, Знание деда спокойно доходит до внука; В битве с невежеством только, хватая трофеи, Борется ум человека и копит идеи, И ополчавшийся некогда дерзко на веру Разум смиряется, кротко сознав себе меру, И, повергаясь во прах пред могуществом божьим, Он, становясь в умилении веры подножьем, Злые свои подавляет насмешки над сердцем, С нищими духом — глядишь — стал мудрец одноверцем. Мысли крыло распускается шире и шире. Смотришь — и думаешь: «Есть человечество в мире. Господи! Воля твоя над созданием буди! Слава, всевышний, тебе, — образумились люди, Выросли дети, шагая от века до века, Время и мужа увидеть в лице человека! Мало ль он тяжких, кровавых свершил переходов?. Надо ж осмыслиться жизни в семействе народов!» Только что эдак подумаешь с тайной отрадой — Страшное зло восстает необъятной громадой; Кажется, демон могучим крылом замахнулся И пролетел над землей, — целый мир покачнулся; Мнится, не зримая смертными злая комета, Тайным влияньем нарушив спокойствие света, Вдруг возмутила людей, омрачила их разум; Зверствуют люди, и кровию налитым глазом Смотрят один на другого, и пышут убийством, Божий дар слова дымится кровавым витийством. Мысли божественный дар углублен в изысканья Гибельных средств к умножению смертных терзанья, Брошены в прах все идеи, в почете — гремушки; Проповедь мудрых молчит, проповедуют — пушки, И, опьянелые в оргии дикой, народы Цепи куют себе сами во имя свободы; Чествуя в злобе своей сатану-душегубца, Распри заводят во имя Христа-миролюбца; Злобствует даже поэт — сын слезы и молитвы. Музу свою окурив испареньями битвы, Опиум ей он подносит — не нектар; святыню Хлещет бичом, стервенит своих песен богиню; Судорог полные, бьют по струнам его руки, — Лира его издает барабанные звуки. «Бейтесь!» — кричат сорванцы, притаясь под забором, И поражают любителей мира укором; Сами ж, достойные правой, прямой укоризны, Ищут поживы в утробе смятенной отчизны. Если ж иной меж людьми проповедник восстанет И поучительным словом евангельским грянет, Скажет: «Покайтесь! Исполнитесь духом смиренья!» — Все на глашатая грозно подъемлют каменья, И из отчизны грабителей каждый вострубит: «Это — домашний наш враг; он отчизны не любит». Разве лишь недр ее самый смиренный снедатель Скажет: «Оставьте! Он жалкий безумец-мечтатель. Что его слушать? В безумье своем закоснелом Песни поет он тогда, как мы заняты делом». «Боже мой! Боже мой! — думаешь. — Грусть и досада! Жаль мне тебя, человечество — бедное стадо! Жаль...» Но окончена брань, — по домам, ратоборцы! Слава, всевышний, тебе, — есть цари-миротворцы.
1857