Вопрос

… … Уехал он. В кружке, куда, бывало, Ходил он выливать всю бездну скуки Своей, тогда бесплодной, ложной жизни, Откуда выносил он много желчи Да к самому себе презренья; в этом Кружке, спокойном и довольном жизнью, Собой, своим умом и новой книгой, Прочтенной и положенной на полку, — Подчас, когда иссякнут разговоры О счастии семейном, о погоде Да новых мыслей, вычитанных в новом Романе Санда (вольных, страшных мыслей, На вечер подготовленных нарочно И скинутых потом, как вицмундир), Запас нежданно истощился скоро, — О нем тогда заводят речь иные С иронией предоброй и преглупой Или с участием, хоть злым, но пошлым И потому ни сколько не опасным, И рассуждают иль о том, давно ли И как он помешался, иль о том, Когда он сыну блудному подобный, Воротиться с раскаяньем и снова Прийдет в кружек друзей великодушных И рабствовать, и лгать… Тогда она, Которую любил он так безумно, Так неприлично истинно она Что думает, когда о нем подумать Ее заставят поневоле? — То ли, Что он придет, склонив главу под гнетом Необходимости и предрассудков, И что больной, не потерявший право На гордость и проклятие, он станет Искать ее участья и презренья? Иль то, что он с челом, поднятым к небу, Пройдет по миру, вольный житель мира, С недвижною презрительной улыбкой И с язвою в груди неизлечимой, С приветом ей на вечную разлуку, С приветом оклеветанного гордым, Который первый разделил, что было Едино, и поднял на раменах Всю тяжесть разделения и жизни? Сентябрь 1845