Вот, бродяжье мое полугодье Завершается в снежной мгле. Не вмещает память угодий, Мной исхоженных на земле.
Дни, когда так чутко встречала Кожа почву и всякий след — Это было только начало, Как влюбленность в 16 лет.
И, привыкнув к прохладе росной, Знобким заморозкам и льду, Я и по снегу шляюсь просто, И толченым стеклом иду.
Не жених в гостях у невесты, А хозяин в родном гнезде, Ставлю ногу в любое место, Потому что мой дом — везде.
Шутки прочь. Об этом твержу я, Зная прочно: есть правда чувств, Осужденных нами ошую, Исключенных из всех искусств.
Но сквозь них, если строй сознанья Вхож для радости и певуч, Лад творящегося мирозданья Будет литься, как звук и луч.
Много призван вместить ты, много, Прост как голубь и мудр как змий, Чтоб ложилась твоя дорога В чистоте и в любви стихий.
И не косной, глухой завесой Станет зыблющееся вещество, Но лучистой, звенящей мессой, Танцем духов у ног Его.
Этот путь незнаком со злобой, Ни с бесстрастным мечом суда, Побродяжь! Изведай! Попробуй! И тогда ты мне скажешь: да.
1937