Баллада
Как-то трое изловили На дороге одного И жестоко колотили, Беззащитного, его.
С переломанною грудью И с разбитой головой Он сказал им: «Люди, люди, Что вы сделали со мной?
Не страшны ни Бог, ни черти, Но клянусь, в мой смертный час, Притаясь за дверью смерти, Сторожить я буду вас.
Что я сделаю, о Боже, С тем, кто в эту дверь вошел!..» И закинулся прохожий, Захрипел и отошел.
Через год один разбойник Умер, и дивился поп, Почему это покойник Всё никак не входит в гроб.
Весь изогнут, весь скорючен, На лице тоска и страх, Оловянный взор измучен, Капли пота на висках.
Два других бледнее стали Стиранного полотна: Видно, много есть печали В царстве неземного сна.
Протекло четыре года, Умер наконец второй, Ах, не видела природа Дикой мерзости такой!
Мертвый глухо выл и хрипло, Ползал по полу, дрожа, На лицо его налипла Мутной сукровицы ржа.
Уж и кости обнажались, Смрад стоял — не подступить, Всё он выл, и не решались Гроб его заколотить.
Третий, чувствуя тревогу Нестерпимую, дрожит И идет молиться Богу В отдаленный тихий скит.
Он года хранит молчанье И не ест по сорок дней, Исполняя обещанье, Спит на ложе из камней.
Так он умер, нетревожим; Но никто не смел сказать, Что пред этим чистым ложем Довелось ему видать.
Все бледнели и крестились, Повторяли: «Горе нам!» — И в испуге расходились По трущобам и горам.
И вокруг скита пустого Терн поднялся и волчцы… Не творите дела злого — Мстят жестоко мертвецы.