Из неоконченной поэмы
Вступление
1
Нас время балует победами, И вещи каждую минуту Все сказочнее и неведомей В зеленом зареве салюта.
Все смотрят, как ракета, падая, Ударится о мостовую, За холостою канонадою Припоминая боевую.
На улице светло, как в храмине, И вид ее неузнаваем. Мы от толпы в ракетном пламени Горящих глаз не отрываем.
2
В пути из армии, нечаянно На это зарево наехав, Встречает кто-нибудь окраину В блистании своих успехов.
Он сходит у опушки рощицы, Где в черном кружеве, узорясь, Ночное зарево полощется Сквозь веток реденькую прорезь.
И он сухой листвою шествует На пункт проверочно-контрольный Узнать, какую новость чествуют Зарницами первопрестольной.
Там называют операцию, Которой он и сам участник, И он столбом иллюминации Пленяется, как третьеклассник.
3
И вдруг его машина портится, Опять с педалями нет сладу. Ругаясь, как казак на Хортице, Он ходит, чтоб унять досаду.
И он отходит к ветлам, стелющим Вдоль по лугу холсты тумана, И остается перед зрелищем, Прикованный красой нежданной.
Болотной непроглядной гущею Чернеют заросли заречья, И город, яркий, как грядущее, Вздымается из тьмы навстречу.
4
Он думает: «Я в нем изведаю, Что и не снилось мне доселе, Что я купил в крови победою И видел в смотровые щели.
Мы на словах не остановимся, Но, точно в сновиденьи вещем, Еще привольнее отстроимся И лучше прежнего заблещем».
Пока мечтами горделивыми Он залетает в край бессонный, Его протяжно, с перерывами Зовет с дороги рев клаксона.
Глава первая
1
В искатели благополучия Писатель в старину не метил. Его герой болел падучею, Горел и был страданьем светел.
Мне думается, не прикрашивай Мы самых безобидных мыслей, Писали б, с позволенья вашего, И мы, как Хемингуэй и Пристли.
Я тьму бумаги перепачкаю И пропасть краски перемажу, Покамест доберусь раскачкою До истинного персонажа.
Зато без всякой аллегории Он — зарево в моем заглавьи, Стрелок, как в песнях Черногории, И служит в младшем комсоставе.
2
Все было громко, неожиданно, И спор горяч, и чувства пылки, И все замолкло, все раскидано. Супруги спят. Блестят бутылки.
С ней вышел кто-то в куртке хромовой. Она смутилась: «Ты, Володя? Я только выпущу знакомого». — А дети где? — «На огороде.
Я их тащу домой, — противятся». — Кого ты это принимала? — «Делец. Приятель сослуживицы. Достал мне соды и крахмалу.
Да, подвигам твоим пред родиной Здесь все наперечет дивятся. Все говорят: звезда Володина Уже не будет затмеваться.
Особенно с губою заячьей Пристал как банный лист поганый: — Вы заживете припеваючи…» — Повесь мне полотенце в ванну.
3
Ничем душа не озадачена Его дрожащей половины. Набит нехитрой всякой всячиной, Как прежде, ум ее невинный.
Обыкновенно напомадится, Табак, цыганщина и гости. Как лямка, тяжкая нескладится, И дети бедные в коросте.
А он не вор и не пропойца, Был ранен, захватил трофеи… И он, раздевшись, жадно моется И мылит голову и шею.
4
Ах это своеволье Катино! Когда ни вспомнишь, перепалка Из-за какой-нибудь пошлятины. Уйти — детей несчастных жалко.
Детей несчастных и племянницу. Остаться — обстановка давит. Но если с ней он и расстанется, Детей в обиде не оставит.
Он надышался смертью, порохом, Борьбой, опасностями, риском И стал чужой мышиным шорохам И треснувшим горшкам и мискам.
Он не изменит жизни воина, Бесстрашью братии бродячей, Лесам, стоянке неустроенной, Боям, поступкам наудачу!
А горизонты с перспективами! А новизна народной роли! А вдаль летящее прорывами И победившее раздолье!
А час, пробивший пред неметчиной, И внятно — за морем и дома Всем человечеством замеченный Час векового перелома!
Ай время! Ай да мы! Подите-ка Считали: рохли, разгильдяи. Да это ж сон, а не политика! Вот вам и рохли! Поздравляю.
Большое море взбаламучено! И, видя, что белье закапал, Он все не попадает в брючину И, крякнув, ставит ногу на пол.
5
«Дай мне уснуть. Не разговаривай. Нельзя ли, право, понормальней». Он видит сон. Лесное зарево С горы заглядывает в спальню.
Он спит, и зубы сжаты в скрежете. Он стонет. У него диалог С какой-то придорожной нежитью Его двойник смешон и жалок.
«Вам не до нас, такому соколу. В честь вас пускают фейерверки. Хоть я все время терся около, Нас не видать, мы недомерки.
Не пью и табаку не нюхаю, Но, выпив на поминках тети, Ползу домой чуть-чуть под мухою. Прошу простить. Не подвезете?
Над рощей буквы трехаршинные Зовут к далеким идеалам. Вам что, вы со своей машиною, А пехтурою, пешедралом?
За полосатой перекладиной, Где предъявляются бумаги, Прогалина и дачка дядина. Свой огород, грибы в овраге.
Мой дядя жертва беззакония, Как все порядочные люди. В лесу их целая колония, А в чем ошибка правосудья?
У нас ни ведер, ни учебников, А плохи прачки, педагоги. С нас спрашивают, как с волшебников, А разве служащие — боги?»
— Да, боги, боги, слякоть клейкая, Да, либо боги, либо плесень. Не пользуйся своей лазейкою, Не пой мне больше старых песен.
Нытьем меня своим пресытили, Ужасное однообразье. Пройди при жизни в победители И вою ей диктуй в приказе.
Вертясь, как бес перед заутреней, Перед душою сердобольной, Ты подменял мой голос внутренний. Я больше не хочу. Довольно.
6
«Володя, ты покрыт испариной. Ты стонешь. У тебя удушье?» — Во сне мне новое подарено, И это к лучшему, Катюша.
Давай не будем больше ссориться. И вспомним, если в стенах этих Оно когда-нибудь повторится, О нашем будущем и детях. —
Из кухни вид. Оконце узкое За занавескою в оборках, И ходики, и утро русское На русских гордских задворках.
И золотая червоточина На листьях осени горбатой, И угол, бомбой развороченный, Где лазали его ребята.