Да! Вот они — знакомые места! Я узнаю: вот улица кривая! Вот — вся в горбах, в ущербах мостовая! И вот она — разбитая плита Близ ветхого, погнувшегося дома. О! как она душе моей знакома И как ее мне памятен излом! Всё наизусть я вытвердил, как школьник: Уступ, провал, и этот треугольник, Здесь выбитый, с зазубренным углом, И эту щель с ее глубоким мраком, Идущую порывистым зигзагом, Как будто бы когда-нибудь прошла Здесь молнии сердитая стрела. О, если б всё так сохранялось в мире, Как эта щель! Прошли десятки лет. Теперь она немного стала шире, И более в ней перемены нет. По-прежнему, чернея и зевая, Она глядит, как летопись живая С изображеньем верным одного Старинного паденья моего. Когда-то здесь так повредил я ногу, Что и теперь хромаю понемногу, А тут жила… предмет любви моей. Я шел туда, я торопился к ней, Шел бойкими и крупными шагами, И, чувствуя мой неземной удел, Я на небо так пристально глядел, Что ничего не видел под ногами И — бух в провал! — И как страдал потом! Страдал… Так что ж? Со всем чистосердечьем Я вам скажу: хоть и остался хром, Я и теперь горжусь моим увечьем. Больной, я был могилы на краю, Передо мной стоял духовный пастырь, На рану воспаленную мою Телесный врач накладывал мне пластырь, И тут… Могу ль я этот миг забыть? Она пришла больного навестить! И я узрел небесное виденье, Благословил стократ мое паденье, И для меня осталась ты свята, Заветная разбитая плита! Хоть щель твоя теперь немного шире, Но если б всё так сохранялось в мире!
1859