Диктаторы звонят поэтам по телефону и задают вопросы. Поэты, переполненные спесью, и радостью, и страхом, охотно отвечают, ощущая, что отвечают чересчур охотно.
Диктаторы заходят в комитеты, где с бранью, криком, угрозами, почти что с кулаками помощники диктаторов решают судьбу поэтов. Диктаторы наводят справку. — Такие-то, за то-то. — О, как же, мы читали.- И милостиво разрешают продленье жизни.
Потом — черта. А после, за чертою, поэт становится цитатой в речах державца, листком в его венке лавровом, становится подробностью эпохи. Он ест, и пьет, и пишет. Он посылает изредка посылки тому поэту, которому не позвонили.
Потом все это — диктатора, поэта, честь и славу, стихи, грехи, подвохи, охи, вздохи — на сто столетий заливает лава грядущей, следующей эпохи.