Твой город опустел. И Петр, и Павл из-за реки грозят кому-то шпилем. Державный призрак потонул, пропал, приливный шквал сменился полным штилем.
Все отлетели. Отошли. Тоска. Так в смертный час уходит дух из тела. Но и моя кипучая Москва вся выкипела. Тоже опустела.
Виденья обступают и меня. Они все ярче, чтобы не забыли. Гораздо ярче нынешнего дня и ярче, чем когда-то в жизни были.
Май 1987
Бог дал Багдад, двусмысленный Восток,
фальшивый блеск, поток речей казённых,
фанатов нескончаемый восторг
и вдоль ограды – головы казнённых.
...
Пребудет тайной для меня
твое предсмертное мгновенье
до самого конца творенья,
до Судного, надеюсь, дня.
...
На тахте, в полунощной отчизне,
я лежал посередине жизни.
В возрасте Христа лежал, бессонный,
в комнате, над миром вознесенной.
...
Ты приходил, как вор, в цековский дом
в отсутствие родителей партейных,
не занятый общественным трудом
небритый завсегдатай мест питейных.
...
Когда русская муза ушла в перевод
(кто – на запад, а кто – на восток),
не заметил убытка российский народ,
но заметил недремлющий Бог.
...
