Поэт, забеременев правдой, бежит суеты, и легко хулу забывает и славу, вино и толстуху Марго, что и глуповата и вздорна, и выпить не дура, а всё ж — её, как жену прокурора, не купишь за медную брошь…
Забыты прелестные шлюхи, бродяги и ветреный быт, сняв угол у тихой старухи, он пёрышком вечным скрипит. Он брови высокие хмурит и пишет «Балладу конца», и только весёлый окурок дымит на крылечке лица.
Помят и нечёсан немножко, дырявые туфли в пыли, свернулася преданной кошкой у ног его тень от петли. За окнами средневековье, суконщик стучится к вдове, псы лают и спят колокольни, и блох ищет ветер в листве.
Дождишка бренчит по карнизу, старуха трещит на печи, за стенкой утих телевизор, кончается тело свечи…
Я тоже прожил переменчиво, родство ощущая вне зла: к берёзе, к собаке и к женщине, а всё остальное — зола!
Худой и голодный, как шпага, держись до конца, старина — великая это отвага быть честным во все времена.
1959