Я говорил: «Ты хочешь, хочешь? Могу я быть тобой любим? Ты счастье странное пророчишь Гортанным голосом твоим.
А я плачу за счастье много, Мой дом — из звезд и песен дом, И будет сладкая тревога Расти при имени твоем.
И скажут: «Что он? Только скрипка, Покорно плачущая, он, Ее единая улыбка Рождает этот дивный звон».
И скажут: «То луна и море, Двояко отраженный свет,— И после:— О какое горе, Что женщины такой же нет!"»
Но, не ответив мне ни слова, Она задумчиво прошла, Она не сделала мне злого, И жизнь по-прежнему светла.
Ко мне нисходят серафимы, Пою я полночи и дню, Но вместо женщины любимой Цветок засушенный храню.
1917